Мне было лет шесть, и я пошла в первый класс совершенно обычной Тбилисской школы. И в этой же школе учился мальчик. Случайно, во время школьного спектакля моя мама узнала в мальчике моего сводного брата.
Я не знаю, почему, но ей не очень хотелось, чтобы мы общались. В это время на окраине Тбилиси открылась английская школа. Мама срочно меня туда перевела. Так я оказалась в единственной в Тбилиси английской школе.

И я влюбилась… Мне казалось, что я уже с первого звука, с первого слова все знаю… Помню, как все мучились
с фразой “Katya has a goat” (“У Кати есть козлик”). Учительница говорила: только у Аннушки получается эта фраза по-английски. А я думала: “Ну, это же так просто, почему у них не получается?”

Так все это и началось, с «Катиного козлика»(см. фрагмент интервью с Дианой Корольковой)

Английский был единственный предмет, к изучению которого я не прилагала никаких усилий. Я его никогда не учила специально. Маму, которая пыталась помогать мне с уроками, я учила произносить этого козлика. Видимо, тогда и прорезались мои способности преподавателя.

В школе почти все предметы на английском – литература, история, естественные науки, технический английский. Я непрерывно участвую в олимпиадах, конкурсах, спектаклях, читаю отрывки из Шекспира и Блейка.

Совершенно закономерно, что после английской школы был Иняз. На вступительных экзаменах меня быстро-быстро пропустили. Все улыбались и восклицали: «Какой английский! Какой английский!».

Всего я знаю 5 языков: иврит, грузинский, русский, английский и немецкий. Немецкий был у меня очень хороший. Но из-за того, что тогда не было моего метода, он ушел так же быстро, как и пришел. В 90-х я работала в Австрии, Швейцарии, Германии и говорила на немецком абсолютно свободно. Мне хотелось всегда его удержать, но так как я не пользовалась языком, то многое забыла. На самом деле он ушел, потому что неправильно его закладывали. Если бы тогда немецкий я учила по Креокоду, то всё было бы иначе.
У Аллы есть идея сделать Креокод для всех европейских языков.

С английским мы сроднились просто. Порой мне легче выразить мысль на английском, чем на русском. Кстати, то же самое сейчас у Аллы происходит. Она говорит: «Ой, как это по-русски сказать?» Я улыбаюсь: «Да. Пришел такой момент, когда по-английски легче сказать, чем по-русски».